Две недели. Две гребаных недели Трэвис провел в психушке, слушая бормотание какого-то старика за стеной и таращась в окно, где не было видно ничего, кроме качающихся веток клена. Две недели Ганнер каждую минуту ждал, что в палату сейчас войдет эта мразь, Дрэйвен, случится чудо, на его запястьях развяжутся ремни, и он голыми руками придушит ублюдка. Но, если не считать их первого знакомства, Доменик заходил в палату всего три раза и больше не обращал внимания ни на какие провокации, хотя Трэвис вспомнил все известные ему ругательства и составил из них много любопытных с точки зрения генетики конструкций. Дрэйвен колол ему какую-то дрянь, которая по мнению Ганнера не имела никакого отношения к лечению: он банально ставил на нем какие-то эксперименты. Наблюдал за реакцией. Записывал что-то в свой блокнот. Трэвис нарочно старался не двигаться и не облегчать маньяку его хобби, но его выдавали зрачки, пульс, невольная дрожь или дыхание. И Дрэйвен каждый раз уходил с новым научным трофеем.
  Но почему-то психиатр не стал пытать его долго. Трэвис так и не узнал, что произошло: то ли мать взялась за голову и потребовала вернуть его ей, то ли его анализы больше не давали оснований держать его тут. Как бы там ни было, через две недели ему отдали одежду, документы и послали на все четыре стороны. У  ворот его ждала мать, но Ганнер прошел мимо нее, чуть не задев плечом, выругался на прощание желтоватым стенам больницы и пошел прямо к притону, в котором гулял накануне своего заточения. Там он нашел драг-дилера и обосновался у него.
  В конечном счете, история с его лечением закончилась тем, что Трэвис оброс неплохими связями в Новом Орлеане. И заодно разведал все про доктора Дрэйвена: адрес, семейное положение (холост, ну конечно, какая дура свяжется с таким психом?), отзывы коллег, любимые заведения (Библиотека! Хренов интеллигент!) и еще кое-какие мелочи. Выяснил, но решил пока ничего не делать, потому что дел и без него накопилось достаточно.
  Увы, у Ганнера не было времени навестить доктора больше полугода. Он вернулся в Лос-Анджелес, долго мирился с матерью, снова поступил в университет – в общем, было не до сексуальных похождений. Но как-то зимой ему позвонил приятель из Орлеана и между делом сказал, что против его знакомого доктора чуть не завели уголовное дело и выкинули его из клиники. Трэвис даже не удивился: этот маньяк хоть и пытался не оставлять после себя следов, все равно прокалывался на каждом шагу. Собственные пациенты прозвали его «Голодом». Говорящее прозвище. Но тот же приятель тут же настойчиво попросил Ганнера приехать и сказал, что ему на месте все объяснят. От таких предложений не принято отказываться, если тебе дороги твои кости, поэтому еще до конца недели Трэвис был в Орлеане.
  А суть дела оказалась такова: Доменика Дрэйвена обвиняли не просто в садизме и прогрессирующей шизофрении, а в использовании незаконных сильнодействующих препаратов. Директор клиники, человек местного криминального босса, попросил замять дело, чтобы не поднимать шум вокруг своего заведения, а взамен гангстер, он же хозяин всего нарко-бизнеса в районе, потребовал отдать ему препараты Дрэйвена. Очень уж занимательными были некоторые из его известных экспериментов. Но, хотя таблетки и попали в третьи руки, никто не смог определить их точный состав и принцип действия. Тут  и понадобился алхимик – парень, известный тем, что может смешать что угодно и из чего угодно.
  Итак, Трэвис приехал в Орлеан и две недели провозился с теми образцами, которые ему остались от предыдущих исследователей. Ему удалось сделать значительно больше, чем всем остальным, и он, наконец, дал нарко-барону окончательное заключение: больше половины из найденных препаратов можно применить в деле. Из чего-то получится новая дурь, из чего-то паралитики, из чего-то – яды. После такого заключения бандит сразу загорелся желанием вытряхнуть из Дрэйвена все его секреты и отправил к нему своих ребят. Но Трэвис не пошел с ними, сказав, что навестит психиатра потом, отдельно.
  Эти две недели кое-что изменили в представлении Ганнера о Доменике Дрэйвене. Изучая химические соединения, Трэвис немного заглянул в голову их создателя и даже, признаться, растерялся. Во-первых, он убедился в своей самой первой догадке: у доктора, определенно были проблемы с психикой. Потому что эксперименты, которые он, судя по всему, ставил, отличались абсолютной, механической бесчеловечностью, про которую можно прочитать в любой книжке по судебной психиатрии. Во-вторых, Дрэйвен явно подходил к своей работе творчески. Трэвис так и не понял, чего он добивался, коверкая каждый препарат, который попадался ему в руки. Очень может быть, что и ничего. Скорее всего, он не готовил свои таблетки ни для продажи, ни для серьезного научного исследования. Может быть, он наслаждался самим процессом открытия. Что ж, это Ганнеру было знакомо, хотя он все-таки действовал более прагматично и всегда старался обращать свои достижения в доллары.
И в-третьих, Трэвис убедился, что несуразный парень, которому он еще недавно хотел открутить голову, каким бы шизиком он ни был, все-таки гений. А это кое-что меняло. Нет, конечно, это не меняло того, что эта мразь обозвала его шлюхой, и за это он свое еще получит, но стоило ли его убивать? Вот в этом Трэвис был теперь уже не уверен.
  Когда парни вернулись из рейда на квартиру к Дрэйвену, они наперебой заливались рассказами про хилого, запуганного очкарика, который даже не вякал, пока его грабили, и только прижимал к груди то ли собаку, то ли кошку. Ганнер усмехнулся, но ничего не сказал. В его мозгу постепенно крепла мысль, что запуганный и жалкий Никки ему понравится гораздо больше, чем Никки с дыркой в башке.
  Добытые парнями альбомы он проглядел мельком за два дня. Там были ответы на некоторые его вопросы, но было очевидно, что это только черновики, первые наброски идей. А все, за что можно было загреметь по-настоящему и надолго, умный мальчик Доменик прятал в другом месте. Наконец, Трэвис решил, что пора нанести старому знакомому визит, и снежным, серым, но в общем-то приятным утром вышел на улицу. Под светло-голубым пуховиком у него был пистолет, а в кармане нож.
   Звонок в квартире, очевидно, не работал, потому что Трэвис минуту давил на кнопку и не услышал даже малейшего шума с той стороны не очень-то прочной двери. Тогда Ганнер начал стучать. И – о чудо! – из глубины квартиры раздались шаги. Дверь открыл тот самый тип, которого ему описывали парни: не холодно-равнодушный врач в кипельной рубашке, а тощий, замученный парень с растрепанными волосами в джинсах и футболке. С их последней встречи он, кажется, стал еще тоньше, хотя там было особо и некуда. И, судя по мутному взгляду, ему понадобилось достаточно много времени, чтобы вспомнить Трэвиса. А вот это Ганнера разозлило. Он усмехнулся холодно и довольно, не спрашивая разрешения, оттолкнул Доменика плечом и вошел в квартиру, не забыв захлопнуть за собой дверь. Короткий коридор вывел его в единственную комнату, которая все еще хранила явные следы недавнего погрома.
- Странно, а я думал, ты педант во всем, Никки, - Трэвис обернулся, чтобы быть уверенным, что доктор со страху не выскочит за дверь, и начал неторопливо расстегивать куртку. – Ребята должны были передать тебе, что я зайду. Ты всегда так встречаешь гостей?

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-25 00:45:24)

А зверек, которого завел себе Доменик, был не кошкой и не собакой. Бывший психиатр и тут выделился: он держал на руках енота, который, в свою очередь, держал в лапках недожеванный кусок печенья. Трэвис хотел, было, подойти и погладить симпатичное животное, но симпатичное животное в ответ сразу окрысилось и зашипело.
«Да уж, питомцы становятся похожи на своих хозяев», - Ганнер снова усмехнулся.
- Что же ты не сказал это ребятам два дня назад? Они бы не мучились сами и не портили тебе интерьер. А я пришел поговорить. Если бы мне нужны были только твои бумаги, я бы сам не потащился в такую даль.
  А между тем, Трэвис уже снял пуховик и теперь деловито стряхивал с него налипший снег прямо на пол.
  И все-таки интереса ради он подошел к столу и кончиком длинного лезвия ножа отодвинул ящик. Он всегда старался вести себя аккуратно в незнакомых помещениях, а в доме опытного химика надо было быть аккуратным вдвойне. Все тем же ножом он подцепил дно ящика и действительно увидел ряд продолговатых колб с мутно-красной жидкостью. Но не прикоснулся к ним.
  Он еще раз внимательно посмотрел на Дрэйвена и обратил внимание, что тот очень медленно переводит взгляд с одного предмета на другой. И вообще выглядит порядком заторможенным.
- Ууу… - Трэвис наклонил голову. – Что, док, нервы замучили? Спится плохо, решил накатить седативов?
  Впрочем, ответа он не стал ждать.
- Если твои блокноты грешат такими же пробелами, как и те, которые я видел, то толку от них будет немного. Лучше расскажи мне на словах, что ты пытался сделать? – Трэвис осмотрелся, прикидывая, куда тут можно сесть, и устроился на письменном столе.  Из-за небольшого роста он, сам того не осознавая, часто старался забраться повыше. Усевшись, он наклонился вперед и положил сцепленные ладони на колени. Лезвие ножа он небрежно сжал ногами. – Твои ампулы я распотрошил. Там все понятно: в основном переменное действие, отложенные реакции, контрастное воздействие на нервную систему. Отличная мысль – наверняка подействует, если подопытный не окочурится. Знаешь, эти таблетки теперь кому-то принесут миллионы. Но это ведь все так, от скуки, я прав? На бумаге ты изобретал совсем другие формулы. Там больше половины не закончено, хотя те, что я успел посмотреть, можно дополнить десятками элементов. Кстати, с мышьяком ты перестарался, его можно сохранить нерасщепленным без всяких связующих углеводов. Ты ведь этого добивался там, где разрисовал всю страницу печенкой в разрезе, я прав? Так вот, мышьяк доводится до печени легко, но смысла в этом нет, потому что агония все равно не будет длиться долго. Я пробовал, но яд потом слишком быстро выходит в кровь, и пациент умирает где-то через полчаса.
  Трэвис пожал плечами, а потом вернулся к своему вопросу:
- Так расскажи мне, зачем это все? Только не говори, что мечтал найти лекарства от всех болезней, чтобы облегчить мучения своих пациентов.
  Он сам поражался спокойствию, с которым задавал вопросы. Но, как известно, аппетит приходит во время еды, и чем больше он говорил, тем больше сам отвлекался на предмет диалога. Вернее, монолога.

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-25 02:38:02)

Препараты на крови. Святые космические ящерицы, Ганнеру такое и в голову бы не пришло! Препараты на основе крови, как и лекарства на основе плаценты, были под запретом с самого момента их изобретения, и даже в Интернете было невозможно найти качественное описание. Но, если подумать, молекулярные соединения собственной крови – идеальная база для распространения чего угодно. Поправка: того, что вообще можно «зашить» в бывшие белки крови. Но это немало. Точнее, это очень много с учетом обхода иммунной системы. А если добавить повышенную совместимость с организмом и идеальную ликвидацию остаточного вещества, то такой транквилизатор должен действовать… по самым скромным подсчетам процентом на шестьдесят эффективнее.
    Ганнеру понадобилось около минуты, чтобы профильтровать эту информацию через свой мозг, поэтому он пропустил начало объяснения про мышьяк. Но все-таки уловил, о чем идет речь, и дальше слушал очень внимательно, не перебивая.
  Он неправильно понял задумку этого парня. Он понял методы и научные выкладки, но не его подход к человеку. Похоже, Доменик Дрэйвен мечтал экспериментировать не с физиологией организма, а с эмоциями. С сознанием.
«Ну конечно, он же психиатр. Ты идиот, Ганнер, мог бы сообразить. Но голой химией разбудить конкретные мысли?» - На первый взгляд эта мысль показалась Трэвису откровенно бредовой. И на второй. А на третий он вдруг уловил ее привлекательность. Одна таблетка  или один укол – и полный контроль над чужим сознанием. Это было бы так соблазнительно.
- Ты сумасшедший, - негромко бросил Ганнер, невольно наклоняясь ниже. И в брошенной улыбке впервые вместе с сарказмом сверкнул оттенок восторга.
  Тут Доменик схватился за виски, и Трэвис, не задумываясь, соскочил со стола. Он оказался буквально на несколько сантиметров ближе, а показалось, по крайней мере, ему самому, что он пересек какой-то Рубикон. И надо было срочно решать, что делать с этим незавоеванным куском шизофрении. Не убивать. Ни в коем случае не убивать. Кто знает, какие еще безумные идеи хранит эта лохматая голова? Но и помогать ему он тоже не спешил.
   Внезапно Ганнер поймал себя на том, что он сейчас изучает парня перед ним с точно таким же голодным научным интересом, с каким тот когда-то изучал его. И слово «голодный» действительно оказалось подходящим: Трэвис сделал два шага вперед, чтобы лучше видеть лицо явно мучающегося Дрэйвена. Он знал симптомы синдрома отмены, и они были налицо, но он никогда не видел, чтобы они развивались так быстро. Пять минут назад хозяин квартиры был еще под действием своих транквилизаторов и вяло гладил енота, а сейчас у него уже сбилось дыхание.
  Трэвис бы не стал мешать экспериментатору уколоться, потому что понятия не имел какими последствиями это чревато, но в то же время ему нравилось, что он очевидно отвлекает Дрэйвена от плановой процедуры. Ганнер хотел наблюдать клиническую картину этого нового эксперимента. Он две недели провел за изучением бумажек этого маньяка, так что теперь с удовольствием посмотрел бы на результат вживую. Хотя если бы Трэвис видел  сейчас свое лицо, он бы задумался, кто из них маньяк: он улыбался и ждал. Потом подумал и протянул вперед руку – холодное лезвие ножа плашмя легло на разгоряченную шею Дрэйвена. Трэвис хотел увидеть реакцию.
- Слушай, а мне нравится идея с возбуждением отделов мозга. Хотя начать можно с чего-то попроще. Не с чисто химического воздействия, а с трансформации реакций на отдельные раздражители, – лезвие скользнуло вверх и вниз, чуть царапнув кожу. - Это тоже интересно.

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-25 03:59:12)

Ганнер не задумался над ответом ни на секунду:
- Посмотреть, чем ты закончишься! – Радостно-беззаботно ответил он, и, не двигая запястьем, повернул кисть в сторону.  Кончик ножа коснулся горла Доменика. Едва-едва – а то Дрэйвен уже доказал, что сейчас сам может напороться на лезвие.
  Трэвис не стал убирать чужую руку. Она ему ничуть не мешала. Чужая очевидная беспомощность его развеселила. Он снова вспомнил, как лежал в таком же неадекватном состоянии, и как его изучали эти невозможно-голубые глазищи. Вспомнил, что хотел посмотреть на этого парня сверху вниз. Наверно, примерно такое выражение лица он и хотел тогда увидеть – растерянность, тоску, страх. Безнадега. Да, она очень шла к распахнутым глазам Доменика, которые сейчас, без очков, стали вообще какими-то нереальными.
- Ты, похоже, ничерта не соображаешь, - все так же широко улыбаясь, продолжал Трэвис, - так что разговаривать с тобой бесполезно. Ну да и наплевать, я просто понаблюдаю. Надо было захватить камеру. – Трэвис заметил, что по рукам Дрэйвена снова прошла судорога. – И смирительную рубашку.
  Ганнеру в данный момент хотелось всего и сразу: вывернуть тонкую руку Доменика, причем не потому, что она доставляла неудобства, а просто из какого-то проснувшегося садизма, пнуть его в живот, как он давно планировал… или оставить все как есть и посмотреть, что Никки будет делать дальше. Но он выбрал некий промежуточный вариант: попытаться разозлить эту заледенелую глыбу тормозной жидкости.
  - Помнишь, Ник, я обещал тебе, что ты мне заплатишь. Ты ведь тогда неплохо развлекся со мной?
   Трэвис не слишком полагался на слова, которые, похоже, проходили сквозь сознание Доменика, не задерживаясь. Он проговаривал этот монолог скорее для себя, подогревая и без того закипающую браваду. Ганнер  подошел еще на шаг ближе, буквально чувствуя, как парня коробит от этого. Его толи отвращение, толи страх перед физическим контактом были крупными неоновыми буквами написаны на лице. Рука с ножом оказалась в довольно неудобном положении, но он упорно не пытался ничего сделать. В этом был какой-то особый смысл: не переходить на открытую грубость. Без резких движений загонять парня все дальше и дальше в угол, пока ему просто не станет нечем дышать.
- Только я, похоже, переоценил твои возможности, да Никки? Тебя торкает только от твоих коктейлей, а без них ты, видимо, как дохлая рыба. Для этого ты их и варишь, угадал? Или… - Трэвис сделал последнее движение, дальше подходить было уже некуда, теперь он мог услышать, как заходится сердце Доменика. Он закончил свою дурацкую тираду тихим ласковым шепотом: – Или ты просто предпочитаешь быть снизу, котенок?

Он огрызался! Мать его, этот сумасшедший, который на ногах-то еще стоял, наверно, только потому, что его держало стекло, огрызался. Но что еще лучше – он сам чуть не проколол себе артерию его ножом. Ганнер резко отдернул нож, и в это время Дрэйвен попытался оттолкнуть его от себя. Он улыбался пьяно и злобно. И он усвоил из монолога Трэвиса, оказывается, гораздо больше, чем тот рассчитывал.
«Ах ты гомик!» - Подумал Ганнер про себя со смесью радости, злости и изумления, хотя это было и абсурдно на фоне того, что он сам только что нес. Но, да, это было так. Правильный мальчик Доменик оказался гомиком. Потому что нормальный человек не сказал бы такого даже в шутку. Потому что в улыбке парня с налетом засыхающей крови не было ни тени страха от того, что Трэвис может принять его слова всерьез. Потому что вдобавок ко всему он, похоже, умел еще и наслаждаться порезами на бледной коже.
Ну или он и правда до сих пор считал Ганнера щенком. Хотя нет, это тоже вряд ли. Он же психиатр. Какой-никакой, а все-таки психиатр. И должен понимать, что как раз безмозглого щенка с ножом так дразнить не стоило бы. Нет, он не брал его на понт: расширенные зрачки доказывали, что у доктора просто отказали тормоза.
- Весело, правда?
- Очень романтично, - фыркнул в ответ Ганнер. – Обижаться на тебя? Ну что ты. – И он резко, без предупреждения удавил свободной рукой в висок. Нескольких секунд после этого ему хватило, чтобы вывернуть вторую руку и убрать нож за пояс. - Я и не думал обижаться, я тогда просто пообещал, что найду тебя и сверну твою тощую шею. Только знаешь, похоже, потом я подцепил от тебя что-то. Так что и ты теперь не обижайся.
Трэвис вцепился в футболку Доминика и потащил его к столу. Психиатр был не тяжелым, но очень неудобным, как скелет из класса биологии, который Трэвис стащил когда-то в школе. Но, если скелет ронять было категорически нельзя, потому что хрупкие кости моментально рассыпались бы по полу, то с Дрэйвеном можно было так не церемониться. Поэтому, сделав пару коротких шагов, Трэвис бросил его на стол. Доменик упал лицом вниз, правда, ему повезло больше, чем когда-то Ганнера – его нос уцелел. Трэвис придавил его за шею к столешнице. 
- У меня теперь прямо дилемма. С одной стороны ты так трогательно просишь. Будет как-то не по-джентльменски оставить тебя неудовлетворенным. А с другой стороны, не знаю, какую еще заразу я от тебя подцеплю. Может, мне потом захочется улыбаться так же... – он наклонился и шепнул Доменику на ухо одно слово.
А потом распрямился, отложил нож подальше на край стола и достал сигареты. Ему вдруг резко захотелось курить.
- Даже не знаю, что делать, - доверительно сообщил он, затягиваясь дымом. – Хотя нет, знаю. Можно для антисептики тебя немного прокалить, - и он прижал кончик сигареты к коже Доменика чуть ниже шеи. Подождал немного и прижал в другом месте, дырявя футболку.

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-26 01:06:40)

Доменик даже не дернулся. Ганнер прижег ему кожу сигаретой в двух местах, а ненормальный только прошептал что-то явно саркастическое и даже не напрягся.
- Да ты у нас совсем больной. Прости, Никки, я тебя недооценил, - Трэвис проговорил это где-то даже ласково, хотя на самом деле почти испугался этого парня. Он только тут до конца понял, что Дрэйвен ничуть не бравировал, когда предлагал сделать ему больно. Повышенный болевой порог – еще одна характерная отличительная черта сумасшедших. Недавно в Лос-Анджелесской газете появилась статья о паре ребят с каким-то там синдромом, которые просверлили себе черепа дрелью. Просто так, прикола ради. 
Доменик поражал его все больше. Наверно, Ганнер переоценил свои силы, когда решил, что сможет залезть в эту больную голову. С другой стороны, если Трэвис уже начал свой эксперимент, нельзя было идти на попятной только потому, что материал оказался опаснее, чем ожидалось. Он, конечно, не был психиатром, но пообещал себе, что, если в докторе Дрэйвене еще оставалось что-то человеческое, он это из него вытащит.
Затянувшись поглубже дымом, он убрал руку с чужой шеи. Какой смысл был его держать, если самая опасная в данной ситуации реакция, инстинкт самосохранения, у него должна была быть где-то на уровне плинтуса? Трэвис боялся только спонтанных действий. А с продуманными попытками Доменика что-нибудь вычудить, он был уверен, он справится.
Но что же с ним таким можно было сделать? Трэвис вспомнил про нож и на пробу провел им от пояса вверх, задирая рубашку. Увидел длинный белый шрам у позвоночника, фыркнул. Нет, так он реакции не добьется. Вдруг его взгляд упал на несколько одиноких баночек, притаившихся в дальнем углу. Похоже, ребята не обратили на них внимания, потому что с такой небрежностью ценные реагенты не хранят. И они были правы: в таких банках хранили самые редко используемые и самые простые соединения. В частности…
Трэвис углядел банку с желтоватым налетом возле крышки. Серу.
Ганнер вытянул из своих джинсов ремень и на всякий случай стянул им руки не особенно и сопротивляющемуся Дрэйвену. Делать узел из ремня – пожалуй, единственный трюк, которому он научился у знакомых бандитов.
- Что ж, попробуем сделать тебе приятно, - Ганнер улыбнулся, забрал из угла банку и, проходя мимо, погладил парня по щеке. – Ты же подождешь пару минут, да милашка?
Сера и подсолнечное масло. Другого, к несчастью, не нашлось, но в принципе какая разница? Взвесь серы в масле. Доменик наверняка должен был знать этот рецепт – гениальное изобретение специально для усмирения буйно-помешенных в бедламах. Знаменитый сульфозин, который сначала вызывал адскую боль в том месте, где его кололи, а потом, распространяясь по телу, вызывал настоящую агонию – повышение температуры, боль во всем теле и общее повышение чувствительности рецепторов. Ганнер даже не стал греть масло, потому что его пациент и так горел.
«Интересно, а сердце выдержит?» - Трэвис подумал с некоторой тревогой, но потом решил, что у него будет сорок минут до того, как препарат начнет действовать в полную силу. За это время он успеет вызвать или скорую, или своих ребят со своей же укладкой.
Шприц ждал его все в том же потайном ящике. Набрать раствор, стянуть с Доменика брюки (сульфозин всегда кололся в ягодицу), на все про все у него ушло минуты три, у парня, наверно, даже еще не успели затечь руки.
Он сделал укол и стал с интересом ждать реакции.

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-26 03:25:33)

- Ты все еще надеешься выжить? – Брови Ганнера очень натурально поползли вверх.
  Трэвис внимательно следил, как Дрэйвен сползает по стене.
  «Белая коробка. В идеале – сорок минут. В его состоянии – десять. Если начнет закатывать глаза – тридцать секунд».
  Трэвису еще никогда не приходилось делать непрямой массаж сердца, но в этот момент он дважды повторил про себя технику. Искусственное дыхание, кстати, он тоже еще не практиковал.
  Но Доменик выглядел ничуть не более умирающим, чем пару минут назад. То есть его по-прежнему лихорадило, но он все еще не собирался сдаваться. Наоборот, ему, кажется,… начинало нравиться?
- Действует? – С искренним интересном спросил Ганнер.
  Шансы у сульфозина были все-таки пятьдесят на пятьдесят. Потому что за болевой порог отвечает нервная система, и если она не пропускает болевые сигналы, то можно хоть прижигать нервные узлы, реакция будет почти нулевой. Но бывает и так, что нервная система просто слишком быстро адаптируется к очагу боли. За считанные доли секунды учится игнорировать отдельные рецепторы. Но что, если болит сразу все?
  Трэвис понаблюдал несколько секунд, убедился, что попал в цель со своим лечением, и задумался, чем же можно сбить парню жар. Все-таки игры играми, а это по-прежнему было опасно. Кормить его еще какими-то препаратами было уже чревато, к тому же организм пока боролся и сам.
  В жаркое лето сердечникам, да и не только им, всегда советуют носить на шее влажное полотенце. Это один из лучших способов охладить перегретый организм. Трэвис не знал, какая реакция сейчас будет у Дрэйвена на прохладное полотенце: с одной стороны это не должно быть так уж больно, а с другой – черт его знает. Но раз Ник уже сам ерзал, ставя над собой эксперименты, было бы глупо упустить такой шанс.
  Ганнер зашел в крохотную ванную, нашел большое махровое, шершавое полотенце, намочил его, отжал несильно и вернулся к Доменику. Не задумываясь, Трэвис сел рядом с ним, удобно привалившись к стене, и начал обтирать ему шею и грудь. Наклонившись достаточно близко, он заодно пробормотал ему на ухо:
  - Не распаляйся, Никки, я все еще хочу сначала узнать тебя поближе.
  Пытаясь с такого ракурса заглянуть парню в глаза, он понял, что невольно уже почти добился того, за чем пришел – понять, что творилось в чужой голове. Он ощутил, как это заманчиво – играть с чужим телом и мозгом, плавить его, ломать и удерживать на грани то ли обморока, то ли инфаркта. Следить за тем, как расширяются зрачки, и из них исчезает какой-то слабый отблеск, который называется волей. Чувствовать власть. Смешно, но за пять лет своей работы в нарко-бизнесе Трэвис еще никогда не играл так с чужим сознанием, потому что воспринимал свои порошки – отдельно, а людей, которые их потребляют, – отдельно. И до этого момента люди его не интересовали. Впрочем, они не интересовали его и сейчас, его интересовал Доменик.

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-26 16:49:55)

Смотрите, кто заговорил!
Дрэйвен вдруг, ни с того ни с сего, перечислил ему целый букет забавных фактов о себе. Биполярное расстройство и шизофрению Ник, конечно, нашел у себя сам. Хорошо еще, если не сам себе привил из любви к исследованиям после того, как его отстранили от больных. Хотя нет, он уже в их первую встречу был ненормальным. Что еще интересного? Коэффициент интеллекта за сто восемьдесят – это еще одна яркая патология. Гениальность. Ну что ж, Трэвис и не сомневался. Свой Ай Кью он, кстати, не знал, поэтому помериться размером мозга не мог. Повышенный болевой порог. Это они уже выяснили. Наконец, ослабленное латентное торможение. Ганнер не смог с ходу выковырять из своей памяти это понятие.
- А еще ты мне нравишься.
  Трэвис довольно улыбнулся.
- Ты мне тоже! – Совершенно искренне ответил он. Во всем их общении был такой яркий сексуальный подтекст, что по-другому и быть не могло. Если бы Ганнер Доменика не хотел, он бы не растирал его сейчас полотенцем и не думал о том, чтобы распахнуть окно – кожа Дрэйвена была слишком горячей. Еще чуть-чуть – и будет тепловой удар, и это его по-настоящему беспокоило.
«Раздеть, уложить в кровать, обеспечить приток свежего воздуха, залить галлон теплого чая», - дал о себе знать проштудированный когда-то медицинский справочник.
  - Из тебя мазохист не лучше, - усмехнулся Ганнер и завозился, развязывая узел на запястьях Доменика. – Ни одного эротичного стона. И вообще, медсестра из меня еще хуже, так что ролевые игры отменяются.
  Он стянут с Доменика футболку, перекинул его руку через плечо и потащил его к его же кровати. Там их встретил воинственно настроенный енот, но Ганнер сгрузил свою ношу так, чтобы она оказалась между ним и мохнатым мстителем. Енот хотел, было, запрыгнуть Доменику на живот, но, наверно, испугался жара и передумал.
  Ганнер стянул с парня джинсы, уложил его на кровать и скорчил рожу еноту (тот посмотрел на него в ответ, как на дебила).
- Прикройся, надо открыть окно.
  Верхний замок рамы оказался под самым потолком, и, чтобы открыть его, Трэвису пришлось залезть на подоконник. Пока он возился, поднимаясь на носки, чтобы дотянуться до упрямой защелки, он думал, какого же лешего творит. Нет, дело было не в том, что на улице был январь, и за окном все еще шел снег. Он откроет окно ненадолго, просто чтобы проветрить.
  Зачем он вообще этим занимается? Больше ничего полезного от Доменика он, очевидно, не услышит. Виноватым в его состоянии Ганнер себя тоже не чувствовал, ну разве что совсем чуть-чуть. А все-таки кое в чем Дрэйвен ошибся: да, благодаря этому эксперименту они стали похожи, но еще не до конца. Ганнер относился к жизни проще.
  Упрямая оконная рама все-таки поддалась, Трэвис оставил крошечную щель в палец шириной и вернулся на кровать. Чтобы быть подальше от енота, ему пришлось сесть рядом с подушкой неудавшегося мазохиста.
- Я тебя тоже не могу понять, Никки. Но ты все равно забавный парень, знаешь.
  Он наклонился, коснулся пальцем подбородка Доменика, чтобы тот повернул к нему лицо, и поцеловал его, едва касаясь губ.
- И Ай Кью сто восемьдесят три – это реально круто.

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-27 02:33:41)

Кто-то из них двоих уже ехал крышей. Ник начал молоть что-то уж совсем несусветное, а потом нашел в себе силы, чтобы притянуть Трэвиса ниже, но только затем, чтобы укусить.
- Эй! - Возмутился Ганнер, но не слишком активно. В конце концов, чего еще было ждать от такого маньяка? Или, может, это он так ему платил за укол серы?
  Когда Доменик попытался его оттолкнуть, Трэвис потерял равновесие и вместо того, чтобы вернуться в вертикальное положение, уперся руками в подушку. Теперь они смотрели друг на друга, глаза в глаза.
- Ребята, которые к тебе заходили, не знают, что такой Ай Кью. Мне пришлось двадцать минут объяснять им, что такое чашка Петри. Но, может, оно и к лучшему. Вдруг до них бы тоже начало доходить, какая сексуальная часть тела - мозг шизофреника с ослабленным латентным торможением.
  Да, он внезапно вспомнил это понятие. Способность не создавать лишние ассоциативные связи. Не забивать себе голову бесполезными мелочами. Если у такого парня, как Доменик, этот механизм был нарушен, значит он придавал значение самым крошечным деталям и находил к ним ассоциации. Нездоровые ассоциации.
  Ганнер смотрел, как Доменик упрямо продолжает бороться со своим организмом. По чужому телу прошла еще одна волна чего-то, то ли боли, то ли судороги, почти незаметная. Но с такого расстояния Трэвис уже улавливал, как чуть заметно подрагивают губы у его маньяка. Надо было подняться, чтобы у парня было больше воздуха. Но словосочетание "его маньяк" оказалось слишком заманчивым.
- Раз уж садист из меня не получился, надо реабилитироваться. Я бы доказал, что я хороший любовник, но, боюсь, скорую тебе придется вызывать раньше, чем ты успеешь мне поверить. Зато я могу потренировать тебя целоваться, чтобы в следующий раз ты не отхватил мне ухо.
  Он дал Нику пару секунд, пьяно улыбаясь, а потом согнул руки в локтях и утопил зарождавшийся, кажется, протест Доменика в глубоком поцелуе.
  Это было глупо. И это было больше, чем естественно. Они были обязаны друг другу несколькими очень неприятными воспоминаниями. Но они действительно были одинаковыми. Если они встретятся в следующий раз, то наверняка одному из них опять не повезет. Это будет интересно. Все, что Ганнер знал о Дрэйвене, должно было вызывать у нормального человека или страх, или, в лучшем случае, жалость. Но разве им можно было не упиваться?
  И Трэвис упивался секунд пять-семь, пока что-то больно не цапнуло его за палец. От неожиданности он чуть не прикусил Нику губу и резко дернулся в сторону. Возле его левой руки яростно шипел забытый енот.
- Да чтоб тебя! Какого черта? Он что, ревнует?

- Понял. Не буду торопиться, - очень серьезно ответил Ганнер и слез с кровати.
  В такой ситуации действительно главное  - не торопиться и не нервничать.
«Ты недоумок, Ганнер, но ты подумаешь об этом потом. И уйми свои гормоны. Включи голову. Лидокаин. Дефибрилляция желудочков. 25 миллилитров десятипроцентного раствора на 100 грамм физраствора. Нагрузочная доза: 1 – 1,5 миллиграммов на килограмм. Вводить внутривенно со скоростью 25 – 50 микрограмм в минуту. Постоянная инфузия – по необходимости. С осторожностью использовать при хронической сердечной недостаточности».
  Откуда он все это помнил? Он же никогда в жизни не занимался медициной. Читал справочники просто так, на всякий случай, если однажды накосячит что-то со смесями, и кому-то из клиентов станет плохо прямо на месте. Оказалось, что не зря читал.
  В белой коробке были не только адреналин и лидокаин, но и раствор хлорида натрия, шприцы, и полная укладка реаниматолога на случай остановки сердца. Было видно, что Дрэйвен привык подходить к делу обстоятельно. Трэвис перенес все необходимое на письменный стол и на всякий случай встал так, чтобы Доменик мог видеть, что он делает. Он, конечно, себе доверял, но у Ника был опыт.
  То ли он ничего не перепутал, то ли Ник решил до конца не комментировать его медицинские навыки. Трэвис вернулся к кровати и разложил на одеяле заодно и заказанные транквилизаторы со шприцами. Спиртовая салфетка, бледная рука психиатра, легкое нажатие на поршень, чтобы выпустить воздух. У кого из них сейчас был больший вакуум в голове – большой вопрос, потому что, как только игла вошла под кожу, Трэвис отключился от реальности и следил только за тем, чтобы вводить раствор равномерно и с нужной скоростью. Видимо, у него было такое сосредоточенное лицо, что даже енот, который уже спел подползти обратно к подушке, посмотрел на него с некоторой долей раскаяния и ткнулся носом под руку хозяину.
  За две минуты, которые были нужны чтобы вести минимальную дозу раствора, рука у Трэвиса как будто занемела. Он ничего не слышал и не отреагировал даже, когда окно у него за спиной распахнулось, и струя холодного воздуха ударила в спину. Он не боялся – он запретил себе бояться еще до того, как вытащил укладку из шкафчика. Он просто временно одеревенел от внутреннего напряжения.
- Пятьдесят, - выдал он, наконец, вытаскивая иглу и зажимая ранку подушечкой из бинта. – Больше тебе нельзя.
  Ганнер быстро перевязал место укола и хотел взять другую руку Доменика, чтобы прощупать пульс, но тут у него зазвонил телефон. Трэвис посмотрел на транквилизаторы, коротко выругался, но звонил ему Билли, правая рука человека, на которого он работал.
- Да. Да. Еще нет. Разговариваем. Нормально. Никто никого не порезал, мы разговариваем. Долго. Когда вернусь – тогда вернусь.
  Трэвис глубоко вздохнул и сделал паузу между односложными ответами.
- Да, все правильно понял. Очень. Да. Фантастически. Все, не порть мне удовольствие. Буду завтра утром.

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-27 22:55:21)

Ганнер проводил енота взглядом:
- А, по-моему, он просто в отличие от тебя убедился, что я несъедобный. – Трэвис совершенно не хотел поднимать тему своей заботливости. Тем более, что Дрэйвен явно никак не мог этого для себя уяснить, и на его хмурую физиономию было приятно посмотреть.  - А остаться - это вопрос или предложение?  - И, не дожидаясь ответа: - Останусь, вдруг мне повезет забрать твоего осиротевшего енота.
  Трэвис встал с кровати, чтобы закрыть окно. Снег действительно пошел сильнее, так что город превратился в тусклое видение за рябящей белой пеленой. Недовольный енот, который, наверно, решил, что незваный гость его преследует, попытался цапнуть его еще раз, но тяжелые и не слишком-то чистые ботинки понравились ему еще меньше, чем пальцы.
- Да не нужен ты мне,  расслабься, - лениво заметил Ганнер, захлопывая раму. – Все равно по экзотичности ты, приятель, явно проигрываешь вон той зверушке на кровати.
  Енот фыркнул и отвернулся к своему печенью.
  Трэвис усмехнулся. Он посмотрел в окно, и сразу захотелось курить: говоря по правде, он немного устал возиться с медленно умирающим, но много язвящим доктором. Это, конечно, было весело, но напряжно.
- Ты верь не собираешься склеить ласты в ближайшие полчаса? – Трэвис вернулся к кровати и снова, не спрашивая разрешения, сначала проверил пульс, а потом повернул лицо пациента на свет. – Похоже, что нет.
   Уже натягивая куртку, он бросил:  «Сейчас вернусь» - и, прихватив с собой ключи, вышел за дверь.
  «Сейчас» растянулось минут на двадцать, зато вернулся Ганнер с двумя бумажными пакетами и прилипшей в магазине песенкой, которую он тихо, но поразительно немузыкально насвистывал.
   В пакетах был кофе в зернах, пицца и фрукты. Одно вымытое яблоко тут же полетело в сторону батареи, и оттуда раздалось сердитое ворчание. Второе Ганнер хотел, было, метнуть в Доменика, но засомневался, не заработает ли тот себе синяк на второй скуле в пару к тому, который Ганнер ему уже поставил. Своеобразное чувство прекрасного подсказывало Трэвису, что симметрия тут смотреться не будет. Поэтому яблоко он оставил себе, а оставшиеся фрукты выгрузил в нашедшуюся посудину и вместе с ней устроился на кровати.
- Яблоки, бананы, гранаты. Листьев, прости, не было. Я ведь ничего не перепутал, палочники питаются растительной пищей? А еще одна добрая леди мне рассказала, что енотам нельзя мучное.
  Теперь он умудрялся грызть яблоко, свистеть, отбивать кому-то сообщение на мобильном и продолжать делать вид, что так и должно быть. Безотказная стратегия: если ты сам ничерта не понимаешь, что творишь, и что творится вокруг, – делай вид, что все идет по плану. Трэвис абсолютно не понимал, как они за час успели пройти все грани сарказма, издевательства, равнодушия и дойти до поцелуев, поэтому его наглость просто зашкаливала. Он был уверен точно только в двух вещах. Первое: он не уйдет отсюда, пока не убедится, что Ника отпустило. И второе: скучно ему тут точно не будет.

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-28 08:55:18)

"Да там еще и интоксикация. Ну да, столько всего в себя залить,", - уже без всякого раскаяния, но с ноткой чисто научного интереса отметил Ганнер, когда Доменик скрылся в ванной. - "А без джинсов дойти до унитаза было нельзя. Какие мы культурные".
  Трэвис видел, что кризис прошел, и ему самому стало ощутимо легче. Енот, судя по сопению, тоже обрел смысл жизни в зеленом яблоке, а Дрэйвен, выпав из ванной, возжелал кофе.
  "Ты не мазохист, ты гребаный суицидник", - подумал Ганнер.
- Ну нет, прости, но кофе я варю только по утрам и только тем, с кем успел переспать. Так что...
  Ганнер поднялся, убрал тарелку с фруктами, а потом потянул Доменика за ноги, укладывая его на кровати по фнэ-шую.
- Тебя раздеть, или сам справишься? - Трэвис провел ладонью по бедру парня, усмехнулся и утопал в душ.
  Он еще не знал точно, что будет делать с Дрэйвеном, потому что акробатические эскапады для его сердца были все еще противопоказанны, но Доменик все решил за него: когда Ганнер вышел из ванной, он мирно спал, обняв подушку.
  "Вообще-то я не это имел в виду под "переспать", ну ладно". - Трэвис потянулся, подмигнул еноту и залез под одеяло к Нику. Не раздумывая, обнял его, положил ладонь на грудь, убедился, что сердце, наконец, вспомнило, что такое ритм, и тут же вырубился.
  Енот еще долго задумчиво смотрел на них, дожевывая яблоко, а потом забрался в свое гнездо в ногах кровати и тоже уснул.

  Енот же и разбудил Трэвиса по утру. В первый раз в жизни Ганнер проснулся от того, что кто-то скребет его когтями по носу. Увидев над собой острую серую морду, парень сначала инстинктивно начал перебирать в уме все известные наркотики. Таких галлюцинаций у него еще никогда не было. Но глюк оказался очень настырным: убедившись, что человек проснулся, он стал лапами выкапывать его из-под одеяла. И в этот момент Трэвис все вспомнил.
- Да ладно, ладно, показывай, что там у тебя, - шепотом потребовал он, выпуская, наконец, худое тело из объятий и вытаскивая себя из кровати.
  Оказалось, что все банально: Трэвис вчера вечером просто слишком высоко убрал тарелку с фруктами. Енот уже успел запрыгнуть на кухонный стол, перевернуть пачку с чем-то рассыпчатым, оставить отпечатки белых лап на всех мыслимых поверхностях, но до желанного завтрака так и не добрался. Ганнер отдал полосатому мародеру половину банана, вторую сунул себе в рот и полез в шкафы в поисках кофемолки и джезвы.
  Молоть кофе он ушел в ванну и, выйдя, убедился, что Доменик только повернулся на другой бок.
  Варить кофе в турке - развлечение для настоящих химиков. Надо внимательно следить, чтобы вода не забурлила, чтобы напиток покрылся ровным слоем красивой коричневатой корочки. Снять, остудить, повторить процедуру. И еще раз снять, подождать минуту, и заваривать в третий раз. А запах начинает сбивать с ног уже после первого.

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-29 03:19:59)

- Угадал, - Ганнер улыбнулся в ответ. Кофе походил второй раз, он снял турку с огня и прошелся по комнате, просто так, от нечего делать, распространяя вокруг крепкий запах.
- А вообще я тут подумал: во сне ты не храпишь, от разговоров про химию не шарахаешься, если начать тебя раздевать - не орешь, и предпочитаешь быть снизу, - последнее замечание Трэвис дополнил усмешкой. - Да и на вид ты очень даже ничего, особенно без очков. Дальше: упрятать меня в одиночную палату ты больше не можешь, а если тебе захочется поставить на мне эксперимент... тебе же потом будут хуже. В общем, меня все устраивает.
  Джезва вернулась на огонь. На самом деле он думал об этом уже минут пятнадцать и все больше приходил к выводу, что Доменик - самое безумное его приключение за последнее время. Во всех смыслах этого слова. А разве уважающий себя экспериментатор может от такого отказаться? Дрейвен имел одно единственное, но ключевое преимущество перед всеми прочими потенциальными любовниками, которых Трэвис мог бы завести - с ним было интересно. Он был интересен сам по себе, как человек и как какое-то явление непонятной природы. Ганнер нихрена не понимал в психологии или психиатрии и даже не хотел понимать, но "нормальность" - это как раз то понятие, которое наука старательно отвергает, зато диктует жизненный опыт. Опыта у Трэвиса было много. Настолько же много, насколько мало было в Доменике нормальности.
- Учитывая, что я не спрашиваю твое мнение, в качестве компенсации тебе будет кофе в постель.
  Коричневая корочка затвердела в третий раз, Ганнер выключил плиту и стал разливать его по чашкам. Ровно две чашки свежезаваренного кофе, оставлять его напотом - только портить напиток. Некоторые советуют класть сахар в джазву сразу, еще до того, как залить ее водой, и Трэвис обычно так и делал, но с Доменика ведь стало бы пить черный кофе без сахара, поэтому на этот раз кое был отдельно, сахарница - отдельно. Дополнила натюрморт найденная пачка печенья. Ганнер покосился на енота: не его ли это, но потом подумал, что повадки у питомца и хозяина похожи, так что и печенье у них может быть общее. Подноса с откидными ножками со специальной дырочкой, куда можно вставить розу, у Ника не водилось, поэтому Ганнер собрал все в жестяную ванночку для шприцов и скальпелей.
- И только попробуй сказать, что я тебе не нравлюсь, - подытожил парень.
  Сам он на этот раз в кровать не полез, потому что ему одного печенья точно было мало. Он вернулся к холодильнику за холодной пиццей.
  Снег за окном прекратился, выглянуло солнце. Утро обещало быть на редкость приятным.

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-29 05:25:33)

– Хотя что-то мне подсказывает, что согласия тебе этого не надо. Я прав?
  Ганнер энергично кивнул, пережевывая пиццу. Ему вдруг стало отчаянно интересно, кто покушался на Ника без его согласия, но он решил, что лучше выяснит это окольными путями.
  «Ты что, еще и за его душевные травмы переживать собрался?» - Поинтересовался ехидный внутренний голос, - «Влюбился?» Трэвис чуть не пожал плечами. Парень на кровати вызывал у него весь возможный спектр эмоций от раздражения до восхищения, и все это вместе иначе как «влюбленностью», похоже, действительно было не назвать.
  «Почему бы и нет?» - В который раз за утро ответил он сам себе, наконец, окончательно примиряясь с мыслью, что ухитрился влюбиться в парня, которого вчера шел размазать по полу.
«Наркоман несчастный», - вякнул в последний раз внутренний голос, как он делал всегда, когда Трэвис откалывал что-нибудь нездоровое, и умолк. А Ганнер обернулся к Доменику.
- А я как раз планировал поторчать у вас в городе до марта, - кивнул он. – И думал снять себе квартиру, но никто не соглашался меня пустить, когда я говорил, что могу случайно проплавить стену кислотой.
  Трэвис разделался с третьим куском пиццы, почувствовал себя почти удовлетворенным жизнью и ужом скользнул на кровать. Он устроился поверх одеяла, рядом с потрошащим печенье енотом. Тот впервые не зашипел и вообще как будто не заметил его: то ли печенье было гораздо важнее всяких там двуногих, то ли половина банана растопила его сердце.
- И это не я горячий, - он отодвинул опустевшую ванночку подальше и полез пальцами под одеяло, чтобы добраться до Ника. – Это тебя от меня стабильно бросает в жар.
  Хотя в жар бросало не только Доменика. Ганнер закусил губу и уже собирался стянуть обратно джинсы. Он выспался, наелся и был настроен весьма решительно. Правда, он все еще опасался за состояние Дрейвена, но тот язвил весьма уверенно и улыбался весьма жизнерадостно. Ну, видимо, настолько, насколько этот парень вообще умел радоваться жизни.
  Гибкости рук Ганнеру не хватало, чтобы добраться до всего, чего хотелось, поэтому он заставил себя еще раз встать, унести в одну сторону «поднос», в другую – енота вместе с его печеньем, потом разделся и залез под одеяло. Вот так было явно сподручнее. Он обнял Ника и заскользил руками по худому телу.
- С твоим характером я точно еще не раз захочу прикончить тебя долго и со вкусом, - он усмехнулся и придвинулся вплотную. – Но, если ты больше не будешь обкалываться всякой дрянью, то перед этим я буду тебя долго и со вкусом трахать.

Отредактировано Travis Gunner (2013-06-30 05:06:44)