Какой черт тебя дернул несколько лет назад сделать свой выбор в сторону Создателя и не самого радужного будущего вместо того, чтобы уехать в безопасное место и спокойно переждать, пока война закончится? Почему-то, находясь в самом эпицентре событий, где развернувшаяся во всей Европе буря фактически не чувствуется в полной мере, считаешь, что по-настоящему спокойных мест, где прыгают на лужайке дети и весело плывут облачка по небу, очень много. Должно быть, жизнь там не изменилась ни на йоту: по расписанию ходят поезда, мужчины рядом со своими женщинами, они разговаривают на любые темы и ничего не боятся, вокруг их дома не ходят строгими церберами солдаты с холодными глазами и автоматами за спиной, а по ночам не воют сирены, предвещая очередной авианалет, который к утру разворотит улицы города наизнанку. Ни об этом ли сейчас мечтают тысячи людей? Временами и ты тоже, только потом понимаешь, что такая тишь да благодать быстро бы наскучила и ты бы начал искать новые приключения на свою.... в общем понятно. Нет, корить себя за прошлое или Маарифа за его странные пристрастия ты не собиралась. Просто временами была раздражительна и зла, а еще дулась как мышь на крупу, неприветливо глядя из-подо лба. И все равно не спешила что-то менять, собирать вещи или заказывать билеты куда подальше. У тебя сложилась какая-то пассивно-наблюдательная позиция за последние четыре года и непонятно когда все это закончится.
   В общем и целом твою жизнь в нацистком Берлине нельзя назвать чудовищной. По воле одного фанатичного герра, у вас есть документы и пропуска, на какое-то время спасающие от жесткого политического режима и позволяющие проходить разнообразные проверки эссесовцев. Благодаря ему же вы проживаете в этом городе, у вас есть работа и даже весьма неплохой меблированный угол в одном из больничных флигелей. Кажется, что Маариф нашел свой рай на этой земле - он может и днем, и ночью заниматься излюбленной медициной. Чтобы остаться здесь, тебе тоже пришлось примерить форму сестры милосердия и принимать второстепенное участие в некоторых из операций. Пожалуй, тебе даже нравится смотреть на то, как фактически потрошатся фашистские герры и фрау на операционном столе, но как жаль, что они часто после этого выживают. Как же хочется нечаянно ввести не тот раствор или задушить пациента ночью подушкой, как бы случайно. Поступить так не позволяет элементарное уважение к Расулу, а еще малая толика страха быть после этого обвиненной в случившемся и осужденной. Суды в последние годы работают неисправно и все проблемы решаются быстро в ближайшей подворотне. Есть в этом скотском истреблении себе подобных что-то варварское и нечеловеческое. Немцы провозглашают себя особой расой, арийцами, теми, у кого течет в жилах голубая кровь (сему факты ты, к сожалению, никогда не находила подтверждения). В таком случае, если они так отличаются от остальных, то если ли у них душа? Сколько бы цепким взглядом не всматривалась в лощенные солдатские и офицерские лица, вытянутые заостренные овалы лиц их дражайших фрау, никогда не видела других эмоций, кроме высокомерия, холодности, безразличия и порой чисто животной жадности, алчности. Как они только живут с этим?
   Сегодня нет никаких операций, поэтому день можно считать официальным выходным. Присматривать за больными могут и другие сиделки, они же наматывают бинты, делают уколы по часам и остальные процедуры, что дает тебе достаточно свободного времени в собственное распоряжение. И ты распорядилась им весьма примитивно и своевольно: накинув на плечи теплую шерстяную накидку-плащ медсестры, вышла на крыльцо черного входа; ежась от декабрьского холода, как воробей, спустилась только на одну ступеньку, огляделась по сторонам и непривычно жеманным жестом закурила, откидывая руку с зажатой в пальцах папиросой в сторону, как это умеют делать только  дамочки из высокого общества. Привычка не слишком правильная, а еще по возможности скрываемая от Маарифа, потому что балуешь ей себя слишком редко, когда нужно скрыть очередное подступающее к горлу раздражение или злость. Вот и сейчас, выдыхая ртом табачный дым, с прищуром наблюдаешь за разгрузкой двумя немцами ящиков с медикаментами. Смотрела так, словно хотела их испепелить взглядом. Минимум за те ухмылки и мысли, что появляются на их лицах, когда оглядываются на тебя. Максимум - за то, что узнай они о твоем польском происхождении и мыслях об этой войне, в миг бы оказалась в лагере на принудительных работах с рабским клеймом. Вроде бы тебе не должна быть страшна подобная перспектива, но лучше не рисковать и играть отведенную тебе роль исправно.
   Когда пальцы онемели от холода, а сама ты вдоволь надышалась свежим воздухом, возвращаешься в теплое помещение. Повесила на вешалку плащ, потерла ладони друг о друга, пытаясь согреться. Пожалуй, теперь можно провести досуг более приятным способом. Пройдя по коридору в комнату, служившую вам гостиной, намеревалась отыскать книгу, ранее оставленную на тумбочке, но замерла на пороге, увидев Маарифа. В ответ на его внимательный взгляд, которым он смерил тебя, заламываешь вверх левую бровь. Только едва он начинает свою речь, поднимаешь глаза к потолку и делаешь глубокий вздох.
   - Моими желаниями интересуется герр Кромберг или ты? По-моему, он уже все решил за нас.
   Проходишь дальше в комнату, берешь книгу и неаккуратно, грузно садишься на диван, сразу же откинувшись на спинку. Поднимаешь недовольный взгляд на мужчину.
   - Немец снова хочет услышать дифирамбы в свою честь и то, как мы благодарны за все это, чтобы потешить свое тщеславие? Или присвоит твои заслуги себе, чтобы было чем хвастаться перед дружками?
   Кладешь книгу на колени, но не спешишь открывать ее. Мысли о предстоящем мероприятии уже заранее вызывают усталость и скуку, но если начальство требует, разве можно не подчиниться?
   - Не понимаю, как им только кусок в горло лезет. В газетах не пишут, но в городе все говорят о том, что скоро война закончится поражением. Я слышала... - неуверенная пауза, во время которой взгляд снова поднялся к лицу Создателя, - что польские лагеря эвакуируют из-за угрозы наступления советских войск, а высший состав уничтожает документы. Конечно, это все только слухи, которые нельзя распространять под угрозой расстрела, но... Скоро каждый будет сам за себя, это очевидно.
   Еще одна короткая пауза, во время которой нахмурила брови.
   - Ты уверен, что хочешь остаться здесь?

[indent] Это даже не смешно. Опять? Когда тебе говорят о некой личности, которая несколько раз перешла дорогу Виктору, то ты просто махнул рукой — беднягу тебе жалко заочно. Виктор не любит, когда кто-то слишком часто мелькает перед ним, мешает, а посему с вероятностью в девяносто пять процентов направит все силы, дабы найти и прибить надоедливый элемент. Многие пытались серьезно вредить Виктору, причем лично, и многие пытались после этого выжить. Насколько показывает многовековой опыт, то остались живы или хотя целы-невредимы лишь единицы. Правда, проблема совершенно не в этом.
В Манчестере к тебе приходит Джоель с очень интересной информацией. Тебе понадобилось немного времени, чтобы понять, куда уходят намеки цыганки. Намеки эти омрачают небо в серые тона с той новостью, при которой Виктор уже на полпути раскрытия личности таинственного вредителя. Или его подельника, на кого-то одного из двух Корвинус выйдет обязательно. Очень нехорошо будет, если факт того, что Пандора жива, выплывет наружу. С этим фактом придет конец и гречанке, и тебе самому. Даже думать не хочется, каковы будут итоги этой охоты.
[indent] Самая яркая эмоция на данный момент — злость. Она направленна исключительно на горе-Потомка, который не понимает смысл слов «находиться от Виктора как можно дальше». Совсем страх потеряла, или на почве вынужденного изгнания отбило чувство самосохранения. Вариантов было предостаточно, но они были совсем не утешительны. Только, пока ты сидел в поезде, то успел вернуться мыслями в тот день, когда чуть не убил её.  Признай, ты до сих пор сердился за нее, до сих пор не простил того предательства, которое гречанка совершила, в первую очередь, в твою сторону. Она предала многое, что связывало вас, казалось бы, прочными узами. Впрочем, Пандора же считает предателем и тебя, почему-то решив, что ты, узнав о её двойной деятельности, шпионаже и многом другом, с радостью убежишь под руку с Потомком к Лоранду, помахав ручкой Виктору. Последний же, узрев сию картину, пустит скупую слезу и отпустит вас двоих вместо того, чтобы методично не начать калечить и уничтожать. Сущая наивность, прости Господи.
[indent] Когда прибыл на вокзал, то мешкать не стал. Разыскать Пандору было бы сложно, если бы одна цыганка не приходилась тебе верным товарищем, а еще ей просто не выгодно, чтобы твоя оплошность резко выплыла наружу. Именно оплошность, ведь Картан недвусмысленно намекнула, что ты должен был убить Потомка. Слабость может стоить очень многого, а терять это многое ты не хотел, Калеб. Сколько сил потрачено, сколько лжи было скормлено Виктору, чтобы он верил в то, что Пандора мертва, погибла от рук лорандовцев, а она сейчас возьмет и все испортит. Скоро ты досидишься, что просто войдешь в её дом и закончишь начатое.
[indent] Поднимаясь вверх по лестнице, в поисках искомой квартиры, ты вновь чувствуешь, как внутренняя ярость берет вверх. Вся эта ситуация попросту сводит с ума, выбивает из колеи, принуждает опять пускаться в импровизацию. Нет, ты конечно актер, но постоянно импровизировать тоже утомляет. Сам виноват, Лафайет, следовало убить её, справиться со своими глупыми, никому не нужными, эмоциями. Тогда все бы было намного проще, и ехать в Лонг-Айленд из Европы не пришлось бы.
Дверь квартиры открывается, но открывает её не Пандора. Какой-то парень, ты его не знаешь, и знать не особо хочешь. Он что-то говорит, ты в ответ просишь его пропустить тебя. Интересно, она уже чувствует? Ты-то не сильно ощущаешь вашу связь, психологически отгородившись, но она должна ощутить. От этой мысли хочется смеяться, но это скорее предвестник истерики, а сейчас ты чувствуешь внутри исключительно злость, медленно переходящую в ярость. Если Адамиди было мало тогда, то ты с радостью повторишь урок. Иногда повторение урока полезно, освежает старое.
[indent] Когда хозяин квартиры все же собирается тебя впустить, вместе  с сомневающимся «ладно, проходите» ты получаешь необходимую свободу действий. Дверь за тобой закрывается, а ты хватаешь мужчину перед собой за ворот футболки и с силой прижимаешь его в стенку, будто до этого он мешал тебе пройти. Впрочем, тебе ничего не мешает прямо сейчас проломать ему грудную клетку, утолить хотя бы часть той злости, которая в тебе полыхает. От подобного поступка тебя останавливает появление еще одного действующего лица. Как же давно ты её не видел, Калеб. Можно даже смириться с мыслью, что даже скучал за нею, но сейчас это не главное. Продолжая удерживать парня на расстоянии вытянутой руки, не давая тому совершить лишних движений, поворачиваешься к гречанке.
[indent] - Радость моя, как мы давно не виделись. - обращение это одно, а вот голос, полный холодной ярости совсем другое, - Соскучилась за папой? Видимо да, раз вынуждаешь меня это делать. Снова. - снова учить её уму-разуму, ведь только его отсутствие могло побудить Пандору вернуться к старому.

Ф Р А Г М Е Н Т   И З   П Е Р В О Й   В С Т Р Е Ч И   В Е Р И Т И   И   Ф Р А Н Ц А   В   Н Ь Ю П О Р Т Е

ВЕРИТИ

[indent] Пожалуй, только ради мистера Спарклза ты готова просить отгулы, да и то не на весь день. Благо, сегодня не так уж и много, что тебе на руку — давно собиралась отвести своего любимца на плановую прививку, без которой он обычно не обходится. Да и стоит ли рисковать здоровьем животного, когда у тебя есть возможность этого не делать? В общем, было решено посетить ветеринарную клинику, на приём в которую ты записалась заранее. Спарки словно почувствовал это и всё время смотрит на тебя с опаской, но это ничуть не умаляет дружелюбия огромного, похожего на плюшевого медведя пса. Думаешь, как же тебе повезло и отгоняешь от себя другие, посторонние мысли, закрывая от них сердце на замок. Не хочешь думать о том, что раньше пёс был вашим любимцем — общим. Одним на двоих. Как и многое другое, но это всё осталось в прошлом, которое, говоря откровенно, ты хочешь как можно поскорее забыть. Потому что воспоминания причиняют боль, а ты ведь решила жить дальше, а это значит, что не стоит акцентировать своё внимание на подобных моментах. Ты сама решила забрать пса в тот момент, когда уходила, плотно закрывая за собой дверь. Не могла оставить его в том доме, с тем человеком — нет, взяла к себе, считая, что сможешь лучше о нём позаботиться. А Спарки, наверное, до сих пор не понимает, что же тогда произошло. Почему его «родители» разошлись и больше не живут в одном доме? Почему они больше не вместе? Иногда тебе кажется, что все эти вопросы ты видишь в молчаливом взгляде своего плюшевого живого мишки. Ах, да, ты же решила об этом не думать...
[indent] Удивительно, как быстро можно привыкнуть к новому городу. Допускаешь, что просто слишком сильно хотела сбежать из Балтимора, поэтому стараешься заменить старые воспоминания новыми. Они наслаиваются друг на друга, потому что новых достаточно много, и всё же им не под силу перекрыть те, которые, кажется, навсегда высечены на твоём сердце. А ведь у тебя появились друзья, которые занимают важное место в жизни; есть преданный, верный Спарки, который дожидается хозяйку с работы и всегда, каждый день радуется её появлению; есть яхта — небольшая мечта, которую ты лелеяла с самого детства, исполнена стараниями Расула. В целом, все условия для нормальной, даже хорошей жизни — если это касается комфорта, потому что жаловаться тебе не на что. И не жалуешься, даже когда на сердце тяжело, когда плохо и хочется волком выть на луну. Хотя, может, и стоило бы — говорят, от откровений становится легче, а сама до сих пор, за весь свой долгий как для человека век, так и не научилась этому мастерству.
[indent] Но сейчас у тебя другие заботы. Пёс деловито бежит впереди, исследуя территорию, а ты следуешь за ним, не скрывая умилённой улыбки. Вы решили прогуляться — от пристани, где пришвартована яхта, до ветеринарной клиники не так уж и далеко, да и погода, по твоему скромному мнению, располагает. Зачем отказывать себе в удовольствии, особенно если оно ничего не стоит? Пора бы подумать о том, что я люблю то, чем занимаюсь, и что меня окружают хорошие люди — в большинстве своём. Несмотря даже на то, что я веду борьбу с их полными противоположностями, то есть — преступниками. Кстати, нужно подумать ещё и о небольшом «семейном сборе» — кажется, ты довольно давно не видела свою новую семью, которой стала сначала Северина, а после и Расул. Знаешь, что на них можно положиться. Знаешь, что не предадут. Но сколько раз ты обманывалась, думая подобным образом и заблуждалась при этом? Ох, снова ты, Рита, за своё. Встряхиваешь волосами, будто пытаясь сбросить груз воспоминаний и облегчить себе жизнь, делаешь глубокий вдох (хотя давно в этом не нуждаешься). Всё в порядке, всё хорошо. Сильная, справлялась, справляешься и будешь справляться, ведь мир, по сути своей, не так уж и плох. Хотя и, безусловно, в жестокости ему не откажешь, но нужно уметь видеть и что-то хорошее.
[indent] — Иди ко мне, Спарки! — зовёшь любимца, и он безропотно приближаешься, так что ты можешь подцепить пальцами ошейник, чтобы любопытный пёс, войдя в помещение, вёл себя прилично и не рвался знакомиться со всеми вокруг. Дружелюбный Спарклс всегда открыт для новых знакомств. — Ведите себя прилично, мистер. — свободной рукой ласково треплешь пса по голове, и на этой очаровательной ноте толкаешь дверь. Проходя внутрь и перебрасываясь несколькими фразами с девушкой-администратором, даже не догадываешься, что ждёт тебя впереди. Знала бы — наверняка твой выбор мог пасть на другую клинику, даже в соседнем городе, только бы не произошла эта встреча, желанная и нежеланная одновременно. Постучав костяшками пальцев по двери кабинета (вежливости ради), нажимаешь на ручку и пропускаешь Спарки вперёд, всё ещё придерживая согнутыми пальцами его ошейник. Проходишь внутрь, уже готова произнести слова приветствия, да так и замираешь, чувствуя, как из-под ног уходит земля. Любимец приходит в себя гораздо быстрее, а ты, ошарашенная, после первого же рывка отпускаешь — и ошейник, и поводок. Да и дверь остаётся приоткрытой — право же, тебе совсем не до этого. Ведь видишь перед собой Франца, человека, которого последние мысли тщетно пытаешься забыть, вырвать из своего сердца, подавить все чувства, которые до сих пор к нему испытываешь. Да, бывало, ты обманывала саму себя, но в случае с Ростовым это не так: ты всегда отдавала себе отчёт в том, что делаешь. Была уверена в своих решениях и не старалась лукавить, даже мысленно говоря правду. Любишь его до сих пор, хоть он этого и не заслужил, предав всё то, через что вам довелось пройти.
[indent] На мгновение настигает чувство deja vu — словно возвращаешься в прошлое, где ты была счастлива и любима. А ещё кажется, что видишь не только растерянность, которая отражается в глазах «бывшего будущего мужа», но и отголоски былых чувств. Ах, нет, всего лишь показалось — потому что он предатель. Разбил твоё сердце на мелкие осколки, до сих пор собираешь их, собираешь, да никак не можешь склеить. Уехала, сбежала как можно дальше — от Франца и от совместных воспоминаний, а он снова здесь. Готова ли простить, если попросит? Сложный вопрос, вряд ли можешь ответить на него с точностью. Но ещё знаешь, что больше не хочешь чувствовать боль, но без этого, видимо, уже никуда. Не двигаешься, в отличие от мужчины, который решил самостоятельно закрыть дверь. Едва заметно вздрагиваешь, услышав хлопок, и закрываешь глаза. В ушах шумит, а голова кружится: мир качается, и ты предпочитаешь этого не видеть. Почему это всё снова происходит? А слова человека, которого ты так и не смогла забыть, звучат унизительно. Как приговор. «Когда я узнал, что ты тоже в Ньюпорте...» — он знал. Он знал, что ты здесь, но не предпринял никаких шагов, чтобы избежать возможной встречи, и ещё смеет обвинять в этом тебя! В душе поднимается злость, которую ты старательно пыталась подавить. Хочется обернуться, схватить его за плечи и встряхнуть, спросить, за что он так с тобой, чем заслужила? Своей любовью, которую дарила, расточала, не скупясь? За то, что отчаянно хотела помочь, что верила в него? Никогда ты не ставила себе это в заслуги, потому что делала лишь то, что хотела сама. Ах, да, он ведь говорил, что не стоит того. Очевидно, и правда не стоит.
[indent] Молча кусаешь губу и делаешь глубокий вдох, чтобы не сорваться. Не хочешь закатывать скандал, особенно прямо здесь, тебе ведь всё равно, правда? Уже сумела пережить всё произошедшее, и ему не удастся вывести тебя из равновесия. Сколько мантру ни повторяй... Да помнишь ты это, помнишь. Господи, почему всё так сложно? Взгляд падает на Спарки, который, усевшись на полу, внимательно наблюдает за происходящим, пока ты всеми силами пытаешься абстрагироваться от той непосредственной близости, в которой находится любимый до сих пор мужчина. Да, дальше, чем в лучшие времена, но куда ближе, чем в последние месяцы. Думаешь, что сказать, и не находишь правильных слов, которые могли бы успокоить тебя саму. Скучала ли? Ещё как, но Ростов не должен об этом узнать. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем... Позволяешь Франциско закончить его уничижительную речь, успевая несколько привести мысли в порядок и взять себя в руки. Где твоё хвалёное хладнокровие, когда оно так необходимо? Однако, ты знаешь, что не должна показывать свою слабость. Но есть одна вещь, которую ты забыла сделать тогда, собирая вещи и слушая глупые, робкие оправдания в духе «это не то, о чём ты подумала» — ну как же иначе. О чём ещё можно было подумать. Как же всё это глупо...
[indent]Медленно поворачиваешься, смело встречая взгляд брюнета, и сердце сладко замирает. Кажется, Франц сейчас улыбнётся, притянет к себе и сладко поцелует; тогда голова закружится от счастья. Но этого произойти не может — видимо, не так уж тебя и любили. Если любили вообще, хотя раньше ты не сомневалась в силе чувств Ростова. Просто считаешь, что человек любящий не станет менять свою вторую половинку на малознакомую девицу. Смотришь на него внимательно, пристально, будто пытаешься прочесть в глазах ответы на все вопросы, но не находишь их. Разочарованно качаешь головой и чувствуешь, как на губах появляется несколько презрительная улыбка. Одно мгновение, и ты вскидываешь руку, после чего раздаётся звонкий хлопок — результат звучной пощёчины, которая оказалась приветственным подарком от обиженной, преданной женщины. Не вложила в этот удар столько сил, сколько могла бы, и равнодушно наблюдаешь за тем, как краснеет кожа на щеке брюнета. Думала, почувствуешь удовлетворение, а на самом деле ощущаешь лишь неприятную горечь, которая отравляет всё твоё естество.
[indent] — Вижу, ты вошёл во вкус. Понравилось меня унижать, верно? — твои глаза опасно сверкают, когда произносишь эту фразу, но он не может не понимать, что этот вопрос — отсылка к тому вечеру, когда вы расстались, — Я тоже надеялась, что никогда больше тебя не увижу, но жизнь преподносит сюрпризы, и не всегда приятные. Так что смирись и делай то, что должен. Расскажу, что произойдёт дальше: после этого я заберу Спарки и мы уйдём, а ты сможешь продолжить свою работу, как ни в чём ни бывало, и больше не будешь беспокоиться о том, что в следующий раз я снова приведу его к тебе. — голос звучит негромко, вкрадчиво, даже немного пугающе, но ты сдерживаешься изо всех сил, чтобы не сорваться на крик. Чтобы не спросить, за что он с тобой так поступает — снова и снова, за что говорит все эти обидные слова? Разбить сердце — разве этого мало, зачем продолжать этот спектакль, целясь и нанося удар за ударом, если выражаться фигурально? — Да, прав. — говоря это, делаешь шаг в сторону, освобождая Франциско путь. Сама же переплетаешь руки на груди и становишься так, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим — так хозяйка следит, чтобы с её питомцем ничего не случилось. Впрочем, мистер Спарклс явно чувствует себя счастливым, а ты — укол ревности, потому что этот темноволосый мужчина не заслуживает всех тех нежностей, которыми охотно делится с ним пёс, но тут уж ты бессильна. И стоит ли говорить, что извиняться за пощёчину ты не намерена? Лишь сделала то, что хотела — ровно с того момента, как увидела в вашей постели незнакомку. Хотя, стоит признать, извинений со стороны бывшего жениха тоже не ожидаешь, просто хочешь уйти. Как можно скорее. И с трудом не смотришь на него, на мужчину, которому так охотно подарила сердце и душу — ведь кажется, что он совсем не изменился, а ты пытаешься уловить те самые перемены, которые могут свидетельствовать о том, что он скучал. Но не стоит тешить себя глупыми надеждами, так что поскорее выбрасываешь подобные мысли из головы.
[indent] — Только не стоит думать, что я снова брошу всё и уеду из города, увидев тебя. — от этих слов так и веет холодом, чего никогда раньше между вами не было, но всё меняется со временем. Говоря по правде, в твоей темноволосой голове появляется мысль о повторном побеге, но ты ведь знаешь, что так нельзя. Что ты только-только всё наладила, пусть даже относительно, и появление Ростова не может тебе помешать. Ты не должна подстраиваться под кого-либо, не должна менять свою жизнь только потому, что в ней снова появляется этот человек, так ведь нельзя. Как нельзя постоянно бежать. Хватит уже, набегалась. Вытерпишь, справишься. И он вытерпит — никуда не денется.
 
 
ФРАНЦ

[indent] Ты убеждён, что лжец из тебя никудышный — и автор в принципе согласен с тобой. Однако всё равно справляешься с поставленной перед самим собой задачей ты неплохо, хотя поступаешь, безусловно, не самым лучшим образом, правда, у тебя есть сомнительное оправдание, а ещё нет выбора. Ты не можешь всё рассказать Арден-Кросс, пусть и хочешь — тебе это как будто кто-то вложил в голову, а ты не в силах сопротивляться. Только взгляни на неё — на Риту, которая когда-то была твоей (хотелось бы, чтобы так было до сих пор, но, увы, ты принял решение и с момента её ухода разбираешься с последствиями). Посмотри в её карие глаза после того, как она распахнёт их, и задумайся над тем, почему ей понадобилось закрыть их. «Она не желает меня видеть. Ей до сих пор больно. Она не забыла?.. — хоровод из мыслей будет крутиться в голове и завершится вопросом, на который тебе в одинаковой степени хочется услышать утвердительный и отрицательный ответ. — Она заслуживает того, чтобы быть счастливой», — разумеется, ты был бы всеми руками, ногами и остальными частями тела за то, чтобы она была такой с тобой, но это не для тебя. Ты действительно убеждён, что хороший конец тебе ожидать не стоит, и будешь безмерно благодарен, если твой — не будет хотя бы трагичным в виде жестокой расплаты за все оплошности, если выражаться мягко, что не может не делать автор, относящийся к своему творению — к тебе — с родительским трепетом. Стараешься больше не допускать ошибок, ведёшь себя со всеми наимилейшим образом в силу твоих возможностей, нелюбви к тому, чтобы быть открытой книгой, и желания не пускать больше никого в свою жизнь. А если резкость, присущая твоему характеру, и заставляет тебя быть грубым порой, то извинения спешат на помощь, заглаживая вину настолько, насколько это возможно при помощи искреннего раскаяния в твоих карих очах. Оно было в них и в тот день, когда твоя любимая женщина ушла от тебя, но едва ли она заметила что-либо благодаря тому туману, что был пущен при помощи фразы «увидимся завтра» в адрес другой, ненужной и чужой, поспешно одевающейся, после нелепого «это не то, что ты думаешь». Кажется, ты ещё говорил, что можешь всё объяснить, но не планировал делать это, потому что, как ты и рассчитывал, Рита не собиралась давать тебе такой возможности.
[indent] Ты причинил шатенке боль тогда — делаешь это и сейчас одним своим появлением в её жизни, а также увеличивая порцию и словами, произносимыми с бессовестным и наглым упрёком. Конечно, на твоём лице промелькнуло и не раз сожаление и те не угасшие по отношению к ней чувства. Однако не переживай: тому, что ты говоришь, под силу устранить этот недочёт — отсутствие актёрского таланта (именно по этой причине автор и не считает тебя умелым лжецом, но изощрённости мышления ты не лишён зато). Хотя тебе это и так известно, ведь если сработало однажды, то это произойдет и сейчас, да? Извлекать урок из своих плохих поступков нужно, но ты делаешь это не самым правильным образом, повторяя то, что заставляет испытывать к себе самому отвращение снова. Ты хотел придерживаться стратегии, которая была бы такой же, как и сухарики к пиву, то есть твёрдой. Собирался быть безразличным, а в итоге получаешься нахальным, благодаря чему встречаешь недобрый огонь в её глазах сразу после обжигающей пощёчины, что достаётся тебе в качестве вашего первого соприкосновения после разлуки, которая кажется невыносимо долгой, несмотря на то, что это всего лишь месяцы, а не годы, что впереди.
[indent] — Запоздало, но, признаю, — по интонации так и слышно, что здесь скрывается одолжение от того, кто дотрагивается пальцами до щеки, может, и не окрасившейся в цвет томатной пасты, но всё-таки изменившей свой оттенок, — я это заслужил, пожалуй. 
[indent] Сомневаешься? Отнюдь, согласен полностью, а ещё считаешь, что одного хлопка ладонью по лицу мало. На твой взгляд, ты вполне заслуживаешь того, чтобы по тебе прошлись, к примеру, клюшкой для такой скучной (опять же исходя из твоих соображений) игры как гольф. Однако, невзирая на осознание вины, ты пожимаешь плечами, стараясь быть беззаботным, а в силу того, что ты не создан для сцены, у тебя выходит даже такой простой жест, используемый людьми в жизни часто, каким-то неестественным. А ведь всё кажется таким лёгким, когда смотришь телевизор, на экране которого люди изображают тех, кем не являются, не так ли?
[indent] — Такая строгая, — произнося это, ты даже улыбаешься на старый лад, словно у вас возник мелкий бытовой спор, в котором одержала победу она, либо же ты слишком быстро сдался, не желая какой-то мелочи вносить даже песчинку раздора в ваши отношения.
[indent] В какой-то степени даже приятно погрузиться в воспоминания о вас, представить, что не было того дня, когда ты слышал слова о том, что она может умереть, если ты не поступишь так, как тебя «просят». Не было бы и того момента, когда Арден-Кросс увидела тебя с другой и ушла. Не пустовало бы в твоей жизни место, отведённое специально для женщины твоей мечты, а до её появления ты и не знал, что такая существует, потому что даже не задумывался об этом. Теперь же ты понимаешь, что никто не сможет заменить её, хотя ты даже и пытаться не собираешься, так как опять же уверен, что счастье не для тебя. Да и сейчас предположить нельзя, что это возможно с кем-то другим, что кто-то может дать тебе больше, чем у тебя было раньше. Поразительно, сколько мыслей может пролететь в голове всего за считанные секунды, пока ты смотрел на неё, освобождающую путь, не собирающуюся задерживать тебя рядом с собой.
[indent] — Идём, Спарки, — это первое, что ты проронишь после своего предыдущего комментария, проходя мимо неё, хлопнув слегка ладонью по ноге машинально, призывая вашего пса следовать за тобой. — Я и не переживаю на этот счёт, — начинаешь заниматься своей работой вскоре, осматривая мохнатое создание, что является обязательной процедурой перед прививкой, да и тебе самому важно знать, что с вашим питомцем всё в порядке. — Я буду рад увидеть его снова, против тебя я ничего не имею — из нас троих, — нельзя забывать о большом и радостном медвежонке, — обеспокоенной выглядишь только ты, — говоришь, всё это время глядя исключительно на мистера Спарклза, из-за чего и интонация у тебя соответствующая, и поднимаешь глаза на Верити лишь на секунду. — Необязательно приводить его именно ко мне, можно и к другому врачу. Это хорошая клиника, а я был бы рад знать, что с ним всё в порядке,  — едва ли её волнует твоя радость, но ты говоришь правду и о месте своей работы, и о том, что тебе небезразличен ваш пёс. — Думаю, тебя это также должно заботить, прежде всего. Положи документы Спарки на стол и подойди сюда. Мне нужно, чтобы ты придержала его, пока я буду измерять температуру.
[indent] Теперь, видимо, твоя очередь быть строгим, да? Однако ты продолжаешь говорить спокойно из-за своего нежелания заставить пса почувствовать что-то неладное, нарушить то, как он воспринимает любые твои действия, будучи тем, кто в отличие от своей хозяйки не утратил доверие по отношению к тебе и не считает тебя предателем. Ты всегда восхищался тем, что животным зачастую удаётся гораздо лучше понимать людей, и сейчас пытаешься всеми силами обмануть того, кто так быстро стал твоим преданным другом, а по нраву напоминал добродушное дитя. Тебе так не хочется расстраивать его, лишать этого оптимистичного взгляда на жизнь (ты даже так готов говорить о мистере Спарклзе, которого Рита однажды привела домой), разочаровывать его, как ты уже поступил с шатенкой. Гладишь пса, находя в этом утешение для себя, навёрстывая упущенное за то время, что ты не видел его, надеясь подхватить и от него хотя бы крупицу радости, пусть и понимаешь, что сейчас испытать тебе её не под силу.
[indent] — Можешь не уезжать, — произносишь это мягко, всё ещё будучи захваченным в плен теми эмоциями, которые ты испытывал, находясь рядом с питомцем, на которых тебе хотелось бы сосредоточиться, и, покидая его, чтобы взять всё необходимое для процедуры, стараешься не потерять это. — Я не хотел этого и тогда, — очевидно, что речь о том самом моменте, когда всё разрушилось не то чтобы по твоей воле, но в принципе, как ни крути, виноват именно ты, нашедший такой способ обезопасить её. — Но ты всё решила за нас и за него, — киваешь на Спарки, разрушая новым упрёком то, как прозвучала предыдущая фраза — искренне и не без сожаления, которое отразилось на твоём лице, стоило тебе встретиться взглядами с девушкой. — Я не собирался унижать тебя, — возвращаешься к прежней интонации, желая продолжить делать всё, чтобы ваши разногласия обошли стороной того, кто не понимает, что у его «родителей» очень большие проблемы. — Ты не должна была ничего увидеть или же узнать, —  прекрасно понимаешь, что эти слова не обделены немыслимой глупостью, которая не успокаивает, а делает всё только хуже, но произносишь их, потому что должен, как и в случае с теми нелепыми оправданиями в день, когда твоя тогда ещё невеста уходила, не слушая тебя, а ты и не старался это исправить. — И тебе нет необходимости бежать снова, потому что между нами всё кончено, Рита, — ты прилагаешь немыслимые усилия, чтобы сказать всё так, словно это ты твёрдо ставишь точку, как будто она оставила последнее предложение истории о ваших отношениях без знака препинания, уйдя, не сказав толком ни слова. — К тому же в Ньюпорте я только работаю, а живу в соседнем городе, так что часто пересекаться мы не будем, что, собственно, уже проверено на практике, — добавляешь, имея в виду то, что на самом деле с конца августа, когда переехала сюда, о чём ты знаешь, вы только сегодня впервые столкнулись лицом к лицу. — Давала ему противогельминтные? — сначала скидываешь одну бомбу за другой, наверняка поражая тем, насколько же ты бессовестный, а затем задаёшь вполне нормальный рабочий вопрос, делая вид, что ты не в курсе, что вёл себя, как козёл, всё это время с Верити, полюбившей тебя когда-то вопреки всему.